Камилла Палья. Личины сексуальности.

[gioconda]

...Непостижимая сокровенность женского тела касается всех аспектов отношений мужчин к женщинам. Как там у нее все устроено? Испытывает ли она оргазм? Мой ли это ребенок? Кто на самом деле был моим отцом? Тайна окутывает женскую сексуальность. Эта тайна - главная причина того заточения, которому мужчина подвергает женщину. Только заточая свою жену в гарем, охраняемый евнухами, он может быть уверен, что ее сын - это и его сын. Вожможность видеть мужские гениталии - источник научного стремления к наглядному опыту, подтверждению, доказательству. Этим методом он надеется разрешить самую страшную тайну, тайну своего хтонического рождения. Женщина скрыта неким покровом. Насильственное разрывание этого покрова может быть мотивом групповых изнасилований и изнасилований, сопровождающихся убийством, в первую очередь тех, когда внутренности ритуалистически извлекаются в стиле Джека-потрошителя. Потрошитель вывешивал на всеобщее обозрение матку своей жертвы, и точные параллели этому наблюдаются в племенных ритуалах бушменов Южной Африки. Сексуальные преступления мужчины совершали всегда, а женщины – никогда, потому что эти преступления – концептуализирующие покушения на недостижимое всемогущество женщины и природы. Тело каждой женщины содержит частичку архаической ночи, и перед ней пасует любое познание. Отсюда – глубинный смысл стриптиза, восходящего к языческим ритуалам священного танца. Христианство так и не смогло искоренить на стриптиз, ни проституцию. Исполняемые мужчинами эротические танцы не идут ни в какое сравнение, ведь обнаженная женщина выносит на сцену предельное таинство, ту хтоническую тьму, из которой мы вышли.

Тело женщины – потаенное, священное пространство. Оно – temenos, или ритуальное место; это греческое слово я использую, говоря об искусстве. В ограниченном пространстве женского тела природа функционирует предельно мрачно и механически. Каждая женщина – жрица, охраняющая теменос демонических мистерий. Девственность мужчин и женщин различна. Становящийся мужчиной мальчик стремится к приобретению опыта. Пенис – такое же продолжение простирающегося вовне "я", как глаз или рука. Но девочка – запечатанный сосуд, и его приходится распечатывать силой. Женское тело – прообраз всех священных мест от пещерного алтаря до храма и церкви. Матка – отделенное завесой святая святых, крупнейшая проблема, как мы увидим далее, для таких стремящихся избавить секс от вины и закрытости сексуальных полемистов, как Уильям Блейк. Табу на женское тело – это табу всякого места совершения магического действа. Женщина в букавльном смысле оккультна, что значит "скрыта". Эти таинственные смыслы невозможно изменить, а можно лишь подавить на время, пока они вновь не прорвутся в культурное сознание. Политическое равенство успешно только в политическом контексте. Перед лицом архетипического оно беспомощно. Убивайте воображение, производите лоботомию мозга, кастрируйте и оперируйте – вот тогда различия между полами исчезнут. Вплоть до того времени мы вынуждены жить и мечтать внутри демонического буйства природы.

Все священное и незыблемое вызывает желание осквернять и насиловать. Если преступление возможно, оно совершится. Изнасилование – форма естественной агрессии, и контролировать его можно только при помощи общественного договора. Наивнейшая формулировка современного феминизма – трактовка изнасилования как преступления насилия, но не сексуального, а как преступления власти, маскирующейся под секс. Но секс есть власть, а всякая власть по сути своей агрессивна. Изнасилование – мужская власть, одолевающая власть женскую. Его так же невозможно извинить, как убийство или любое другое нарушение гражданских прав. Общество – не причина, как иногда абсурдно утверждают феминистки, изнасилования, но защита от изнасилования. Изнасилование – сексуальное выражение воли-к-власти, которую природа вложила во всех нас и которую цивилизация пытается сдержать. Поэтому насильник – мужчина, скорее недостаточно, чем чрезмерно, социализированный. Многочисленные свидетельства убеждают в том, что когда ослабевает общественный контроль, как, например, во время войны или при разгуле бандитизма, даже цивилизованные мужчины ведут себя нецивилизованно, совершая среди прочего и варварские изнасилования.

Осквернение и насилие – часть извращенности секса, обсолютно не соответствующего человеколюбивым либеральным теориям. Каждая модель морально или политически корректного сексуального поведения будет ниспровергнута демоническим законом природы. <…> Рассуждая с точки зрения женского милосердия, феминизм совершенно упускает из виду присутствующую в изнасиловании жажду крови, радость насилия и разрушения. Эстетика и эротика осквернения – зло ради зла, обострение чувств вследствие насилия и пытки – обоснованы де Садом, Бодлером, Гюисмансом. Женщины, быть может, не столь склонны к подобным фантазиям, потому что у них физически отсутствует орган для сексуального насилия. Им неведомо искушение насильственного вторжения в святилище другого тела.

Знанием этих фантазий мы во многом обязаны порнографии, и именно поэтому нужно терпимо относиться к порнографии, хотя публичная ее демонстрация должна быть ограничена разумными пределами. Воображение невозможно контролировать, и не стоит этим заниматься. Порнография показывает нам, как выглядит демоническое сердце природы, вечные силы, действующие в подполье общества, за ширмой общественного договора. Порнографию невозможно отделить от искусства; они взаимопроникают друг в друга сильнее, чем способна допустить гуманистическая критика. <…> Известным преступникам от Нерона и Калигулы до Жиля де Рэ и комендантов нацистских лагерей для стимуляции своей утонченной, отвратительной изобретательности не нужна была порнография. Дьявольский человеческий дух вполне самодостаточен.

Благословенны те времена, когда прочен брак и тверда вера. Система и порядок защищают нас от секса и природы. К несчастью, мы живем в такое время, когда хаос секса прорвался наружу. Дж.Уилсон Найт замечает: "Христианство изначально возникло как опровержение системы табу во имя священного человечества; но церковь, которая возникла на его основе, так и не преуспела в христианизации злой языческой магии секса". Утверждение, будто иудео-христианство нанесло поражение язычеству, оказалось одной из самых впечатляющих ошибок истории. Язычество выжило в тысячах разных форм секса, искусства, а сегодня – и современных средств массовой информации. Христианство делало поправку за поправкой, изобретательно усваивая свою противоположность и корректируя свои догматы, чтобы изменяться вместе со временем. Но ныне достигнута критическая точка. Возрождение богов в массовом идолопоклонстве поп-культуры, прорывающиеся из вездесущих СМИ буквально на каждом углу секс и насилие бросают иудео-христианству вызов, серьезнее которого не было со времен противостояния Европы исламу в Средние века. Латентное язычество западной культуры вырвалось на волю во всей своей демонической жизненности.